ТРИДЦАТЬВТОРУШКА

Ты спрашиваешь у меня, какое ружьё тебе купить? Я не знаю. Я охотник, а не знаток ружей. На рынке много всякого охотничьего оружия. На любой вкус, какой только пожелаешь. Покупай любое. Я даже немного растерян, что ты пришёл ко мне за советом. Даже не думал, что когда-то такое случится. Знаешь, было время, когда и я думал, какое ружьё себе взять. И тоже ходил за советом к одному старому, опытному охотнику. Я расскажу тебе то, что услышал от него. Прислушаешься ты к нему или нет, решать тебе. Но раз пришёл, то слушай.

РАССКАЗ ДЕДА ЕЛИСЕЯ

Какое выбратьружьё? Я расскажу тебе, как я обрёл своё ружьё, а ты подумай и реши сам.

Первым моим ружьём была «Белка». Это были шестидесятые годы. Я нарадоваться ей не мог, до того нравилось мне это ружьё. Очень любил стрелять малокалиберными патронами.

Я даже не пользовался нижним, дробовым стволом. Попасть пулей, а не дробью для меня было верхом мастерства. Сам себе придумал тогда такое правило и придерживался его. Я даже не стрелял в сидячую птицу или зверя. Мне надо было, чтобы всё происходило в движении, быстро, неожиданно. Я ходил по лесу, держа ружьё всегда наготове, и, если взлетал глухарь, рябчик, я стрелял навскидку, с разворота на шум крыльев. Когда попадал, гордость просто распирала меня. И наловчился до того, что в основном стал попадать.

А потом случилось так, что у меня забрали это ружьё. Помню, это была осень. Но снега не было, так как домашний скот ещё гулял на свободе. Я возвращался с кедровника и уже у самого посёлка увидел, как огромная собака терзает овец. Таких собак в посёлке ни у кого не было. Я просто снял ружьё с плеча, поднял и стрельнул. Собака упала на месте. Потом приезжала милиция, меня таскали. Я избежал наказания только потому, что жители все встали на мою сторону.

И меня оставили в покое. Но я остался без «Белки».

Это меня так расстроило, что я даже решил, что больше не буду охотником. Пошёл в прииск, тогда тут стояли гидравлики, и устроился мониторщиком. Отработал там один сезон. И пока работал, сердце всё это время ныло и тянуло в тайгу. Ружья у меня не было, долго не было. После своей «Белки» не мог брать в руки ружья.

Сейчас смотрю на ту ситуацию совсем по-другому. Я благодарен матушке природе, что она уберегла меня от какого-то страшного несчастья. Ведь я так мог пальнуть и в человека. Баловство сидело в голове. Хотя было мне тогда тридцать, у меня была семья, трое детей. Был я после армии.

И вот как-то, зайдя в наш поселковый магазин, я увидел ружьё. Спросил у продавца: что за ружьё? Мне ответили, что маленький калибр, воробьёв разве стрелять, Я попросил подать мне его. Вдруг захотелось подержать в руке охотничье ружьё. Оно было тёплое, приятное. Почему-то понравилось, хотя умом соглашался с людьми, которые говорили, что маленький калибр, несерьёзное. Я вернул его продавцу и ушёл. Но не забыл. Почему-то думал о нём. Через несколько дней вернулся в магазин и снова взял его в руки. И вот тогда мне пришла мысль купить его. Когда покупал, думал, на время. Думал, что потом куплю другое, серьёзное, а это кому-нибудь продам или подарю. А вот получилось, что так и проохотился с этим ружьём.

Не сразу, а через много лет понял, что не нужно мне другое ружьё. Что вот эта тридцатьвторушка и есть то, что мне надо. Если нужно было добыть рябчика, я добывал. Если нужно было добыть глухаря, я добывал. Утку - добывал. Зайца - тоже. Но и, главное, соболя. А что ещё было надо?!

С соболем нужно быть очень быстрым. Мелькнул - сразу стреляй. Этот зверёк очень ловкий и хитрый. Второй раз загнать его в ловушку уже сложнее. Криво стрельнёшь, ранишь - больше не увидишь. Он забьётся в какую-нибудь расщелину, нору и не выйдет. Умрёт, а не выйдет, и уйдёшь ни с чем, зря погубив зверька.

Однажды я стрелял и в лося. Было это в январе. Мне надо было вернуться в посёлок. У моей Фроси день рождения, и я всегда приходил и приносил из тайги какие-нибудь гостинцы. Да и по хозяйству надо было посмотреть, сена из леса привезти. Ранним морозным утром я вышел из своей охотничьей избушки. Шёл не торопясь: собака глубоко утопала в снегу. Рассчитывал к ночи быть дома.

Не прошло и часа, как наткнулись на свежий след соболя. Собака тявкнула и пошла по нему. Когда она так тявкала, это значило, что зверёк совсем рядом. И я, не раздумывая, пошёл за собакой, надеясь минут за 20-40 добыть его. Но странно: соболь шёл резво, по прямой, будто дорога у него была проложена. У меня даже мелькнула мысль, что это кочующий соболь. Хотел было уже повернуть назад, как упёрлись в кедру. Ушло у нас на преследование часа два, не меньше. Я огляделся: вокруг кедры на снегу лежало много мёртвых пчёл. Вот тогда мне и стало ясно, почему он так стремительно шёл по прямой. Он нашёл дупло с мёдом и питался им. Через некоторое время я добыл этого соболя, но теперь мне самому захотелось принести ребятишкам домой таёжного мёда. Пчёлы, конечно, были все заморожены, но мёд-то мог ещё сохраниться.

Кедра стояла на склоне горы, а вверх по склону в нескольких шагах стояла пихта, которую можно было уронить на кедру и по ней забраться. Я так и сделал. Да, внутри кедры было огромное дупло, думаю, полностью заполненное сотами. Мёд был, и я сантиметр за сантиметром прорубался к нему. Уже к вечеру я заполнил собачий мешок сотами. Мёд был весь застывший, замороженный, и поэтому не тёк. Может, интересно, что такое собачий мешок. Этот способ передвижения с собакой в тайге по глубокому снегу существовал раньше. Сейчас его нет. Сейчас собаку сажают в снегоход. А раньше носили в мешках. Это обыкновенный мешок, к которому приделали лямки, так что получилось что-то наподобие рюкзака. Чаще собаку сажали в этот мешок, когда охотник спускался с горы, а собака, утопая в снегу, могла очень сильно отстать. Наши Саяны не такие уж и слабые горы для пешего охотника. Посадит охотник собаку в мешок, наденет её на плечи, и катятся с горы. Собака сидит, и только одна голова находится снаружи. Вот в этот мешок я и положил мёд, решив, что собаку при спуске возьму на руки. И когда пришлось спускаться, я так и сделал.

Смеркалось. Я катился, где маневрируя между деревьями, где выбирая открытые места. Выкатился на лысое место - так у нас называют места в горах, чаще болотистые, где почти не растут деревья. Склон стал круче. Деревьев, кажется, до самого подножья горы не было. Место было открытое, и я почти не тормозил. Разогнался сильно. Только ветер свистел в ушах, И где-то на середине горы я вдруг почувствовал, что завис в воздухе, и тут же что-то задел лыжами, и что-то тёмное метнулось подо мной в сторону. Собака резко рванулась, залаяла. И я, потеряв равновесие, не удержал её. Оглянувшись, увидел, как лось, вздымая клубы снежной пыли, шёл на собаку. Я плюхнулся на снег и, пока балансировал, стараясь удержаться на ногах, улетел вниз метров на сто. Всё-таки склон горы был довольно крутым. Несколько раз крикнув собаку, сбросил мешок с мёдом и побежал наверх, обходя справа. Ориентировался по лаю собаки. Я надеялся, что мне удастся отозвать лайку. Когда бежал вверх по склону, у меня было сильное желание зарядить пулю. Я зашёл справа и вышел на лай. Метрах в двадцати от меня, утопая в снегу, кружили лайка и лось. Лось, поднимаясь на дыбы, взметая клубы снежной пыли, бил передними копытами, всей тушей обрушиваясь на собаку. Лайка каким-то чудом успевала увернуться, утопая в глубоком снегу. Я звал её, а чувство в этот момент кричало мне: «Что ждёшь? Стреляй, стреляй как можно быстрее!» - а разум шептал: «Зачем тебе этот лось? Что делать с мясом? Как нести его отсюда?» И я тормозил. И тут сохатый вздыбился и обрушился на лайку, нанеся удар. Я услышал короткий, тихий визг, и лай прекратился. И тут моё сердце сжалось. Я не помню, как вогнал пулю в ствол. А лось меж тем уже вновь вздыбился. И я выстрелил, всей силой помогая пуле лететь. Лось вздрогнул. Его словно ударили электрическим током. И как-то плавно опустился, почти полностью погрузившись в глубокий снег. Он медленно повернул заснеженную голову в мою сторону и уронил её. Я подошёл. Лайка лежала рядом у самой его головы вся запорошённая. Из пасти текла кровь. Я поднял её, она была ещё жива, но, пока относил её в сторону, умерла. Вот так моя оплошность привела тогда и к гибели моей лайки, и к гибели лося. Как я горевал по своей лайке!..

Темнело. Мороз крепчал. Мешкать было нельзя. Я осмотрелся. Метрах в тридцати от нас из горы выступал огромный камень, высотой метра три, занесённый сверху ещё двухметровым снегом. Прямо у валуна, снизу, снега почти не было, и на этом месте, сбившись в кучу, стояли лоси. Сверху, с горы, их не было видно. Меня вынесло на этот валун, и я, как с трамплина, скользнул с него, оказавшись над лосями и задев одного из них по хребту. Думаю, он и пошёл на нас с перепугу. Следы остальных уходили вниз, вправо.

Я похоронил лайку возле этого валуна. Вернулся к туше лося, развёл костёр и стал разделывать, пока он не окоченел на морозе. Мне тогда казалось, что я не могу просто так бросить его и уйти. Сейчас бы оставил. Оказалось, что пуля, пробив ребро слева, прошла его насквозь и, сломав ребро на выходе с правого бока, застряла в нём. Вот тебе и тридцатьвторушка, маленький, несерьёзный калибр.

Я разделал лося, из шкуры сделал небольшое «сюртке». Потом нарубил побольше сушняка, разгрёб снег под пихтой, стоявшей рядом, обложил внутри пихтовыми ветками, сделал себе шалашик. К этому времени совсем уже стемнело. Перенёс костёр поближе к шалашу, натопил полный котелок воды из снега, но ни есть, ни пить не хотелось. Тоска по собаке глодала меня.

Так и прошла ночь. А утром, когда только забрезжил над горами рассвет, я тронулся в путь. Вырубил палку с сучком, сделал из него крюк, зацепил им «сюртке», положил в него несколько кусков мяса и потянул за собой. Так и волок. Примерно через километр я выложил всё и вернулся назад за остальным. Так километрами и передвигался. Как же я тогда намучился! И, думаю, горы, сжалившись надо мной, прислали росомаху. Когда, отмерив очередной километр, вернулся за оставленным мясом, я увидел росомаху. Сказать, что обрадовался ей, - это значит ничего не сказать. Я с лёгкостью развернулся и ушёл. И это был единственный случай, когда я стрелял лося.

По твоим глазам вижу, что хочешь спросить: а как же быть при встрече с медведем? Скажу тебе как есть: я ни разу не встретился с медведем в тайге. Ты удивлён. Думаешь, что раз охотник, то обязательно должен был встретиться с медведем и стрелять его. Все так думают. А я вот даже не видел его. Я не ходил на него, он мне был не нужен. Я знаю берлоги. И при желании можно пойти и охотиться, но мне этого не надо. Однажды на черничнике, это было в конце августа, я чувствовал пристальный взгляд на себе. Это был взгляд не человека. Это был медведь. Видимо, когда я собирал чернику, он ел её там. Но я ушёл, и он ушёл своей дорогой. Зимой, когда я охочусь, он спит, весной и летом мне нечего делать в тайге, осенью он обильно питается и ему не до меня, а мне не до него.

Вспомнил такой случай, расскажу тебе его. Мне пришлось вывозить из тайги тело охотника-медвежатника. Дело было по осени. Его родственники обратились ко мне.

Ушёл он в тайгу на день, а через три дня его собака, хромая, с разодранным боком, пришла домой. Было ясно: случилась беда. Я запряг коня и поехал. Я знал места его охоты и поэтому нашёл сразу. Валялась его двустволка, шестнадцатый калибр, с разбитым прикладом. Бил медведя ружьём и разбил об него приклад. Оба патрона были выстрелены. Валялись клочья от его одежды, сапоги. Нашёл окровавленный нож. Но самого тела не было. Трава высокая, выше меня, измята какими-то закутками. Понятно, там, где возились, там трава прибита. А дальше оглядеться невозможно. Я даже на кедр забирался, чтобы сверху осмотреться. Бесполезно. Я много времени потратил, чтобы найти его. Думал, если раненный уполз, медведь должен лежать, нож бы не бросил, хоть метки делал. Медведь, раненный, не мог его унести. Росомаха бы нашла, останки бы всё равно какие-то лежали.

Вот так, путаясь в траве, в зарослях, кругами расширял поиск и в конце концов обнаружил. Метрах в пятидесяти выше бежал ручей, и вот возле этого ручья ПОД КОЛОДИНОЙ и нашёл. Медведь притащил его зачем-то к этому ручью и спрятал под колодину. Я очень удивился этому. Видимо, рана была у зверя пустяковая.

Я нашёл и оборванный тросик. Он был перебит прямо на узле, образующем удавку.

Он ставил петли на медведя и проверял. Думаю, медведь попал в петлю перед самым его приходом. И был в силе. Он не сидит в петле, когда охотник подходит, не ждёт, когда в него стрельнут. Он крутится и вертится, рвёт и мечет, чтобы вырваться.

Стрелял он с очень близкого расстояния. Выстреленные пыжи лежали прямо там, где тросик привязан был к берёзе. Поэтому, когда медведь освободился, он мигом достал его. Успел он стрельнуть и из другого ствола, но куда пришёлся второй выстрел, не знаю. А первая пуля попала в узел тросика, перебила его и потеряла силу. Что хотел сказать тебе? Когда приходит время и судьба ставит точку, тогда всё бесполезно, хоть какое ружьё будет с тобой.

Совсем недавно, осенью, по снегу, снег был неглубокий, я ходил разгораживать стога. И когда я разгораживал стог на мазунинском покосе, из леса выехали три снегохода. Они подъехали ко мне, остановились. Стали расспрашивать о заячьих местах. Оказалось, мужики из города решили по снегу поохотиться, зайцев пострелять. А на Мазунино зайцы как раз водятся. Ружья у них были полуавтоматические, многозарядные. В этот момент собака выгнала зайца прямо на нас. Заяц во всю прыть летел в нашу сторону. Мужики вскинули ружья и стали стрелять. Гильзы только отлетали в разные стороны. Но заяц ушёл. Я знаю точно: тридцатьвторушка взяла бы его с одного выстрела.

Но как горели у них глаза! Как они оживились! Как энергия забурлила в них! Мне даже кажется, что и заяц-то им не нужен был, сколько хотелось пострелять вот так, по-настоящему, в живого, бегущего зайца. Поэтому он и ушёл.

Какое ружьё тебе взять? Смотря для чего. Я не думаю, что есть плохие ружья, просто ты сам должен понять: для чего тебе оно? И когда поймёшь, твоё ружьё само найдёт тебя. Там, тогда, в магазине, не я выбрал ружьё, а оно выбрало меня.

Этот совет деда Елисея когда-то помог мне. Помог многим. Поможет и тебе. Люди по разным причинам покупают охотничьи ружья. Кто для охоты. Кто просто любит ружья, любит стрелять... Причин много. Разберись в себе и смело иди покупать. Твоё ружьё - ждёт тебя.